Н.Д. писал(а):
Привет не одобряет употребление молока...
Немного о роли сливочного масла в деле спасения зэков в одном сталинском лагереhttp://werigo.ru/endogenik/index.php?topic=206.0Живая вода доктора Тринчера "Знание - сила" №11/1991
Я помнил, что желудок и кишечник ослабшего от голода человека очень бедны ферментами, зато они есть в слюне. Я долго и тщательно жевал сухой хлеб, чтобы как следует омыть его слюной. И только потом глотал еду, запивая небольшим количеством воды. Мои соседи по камере поступали иначе: накрошив хлеб в большую миску, заливали его кипятком и ели "похлёбку" на завтрак, обед и ужин. Я пытался их остановить, объясняя, что вода разбавляет ферменты, а без них ничего не переваривается. Но они не слушали. Эти люди очень быстро погибли.
Мне же предстояло жить дальше. Но как бы тщательно я ни жевал свой хлеб, долго протянуть так нельзя. К счастью, в тюрьме процветал натуральный обмен. Некоторые счастливчики, имевшие близких в городе, получали передачи. Эти продукты они иногда меняли на вещи. У меня был хороший костюм. Но что просить? Какая еда самая ценная для длительно голодавшего? Сахар? Он бесполезен - сгорает в организме без следа. Мясо? Оно опасно - в организме нет ферментов, чтобы его перерабатывать.
Свой костюм я отдал за полкилограмма сливочного масла и, верите или нет, съел его с хлебом в течение одного дня. Я знал, что этот продукт не требует ферментов для усвоения. Масло является коллоидом, который всасывается через стенки кишечника в лимфатические сосуды и порциями поступает в венозную кровь. После еды я почувствовал себя в буквальном смысле новорождённым: все сосуды, мышцы были "смазаны"...
Так я дотянул до лагеря. Направили меня на Северный Урал, в Ивдель, что в Свердловской области. В лагере я работал врачом. Вновь, в который раз, мне повезло. Первое время я учился (какой из меня доктор!) у собственной медсестры Татьяны Михайловны. Но она даже не подозревала об этом. Я довольно строго интересовался, что она делала в том или ином случае раньше. (Ей казалось, будто я её экзаменую.) Она отвечала. Я одобрительно кивал и говорил: "Поступайте так же". Таким образом, я первое время назначал лечение.
Было, конечно, много всякого - лагерь есть лагерь, а уголовники (их держали вместе с политическими) чувствовали себя там хозяевами. Один из них, попав в лазарет, собирался меня убить. Но самое яркое воспоминание о той жизни оставила медицинская конференция. Состоялась она в сорок третьем году (тогда уже наступил перелом в войне), и причина её созыва была необычна.
В лагерь из Центра пришел приказ снизить смертность! То ли поднялась цена человеческой жизни, то ли возросла потребность в солдатах - на фронт стали брать и заключённых, - но "человек лагерный" вдруг оказался необходим стране.
Смертность же была чудовищной, особенно среди тех, кто провёл в тюрьме не год (их ещё удавалось восстановить), а два. Несмотря на довольно приличное питание - к тому времени мы получали американскую помощь - люди продолжали умирать от неизвестной болезни.
Внешне она проявлялась прежде всего в сильной отёчности. Это было совсем не похоже на заболевание сердца. Человек отекал "асимметрично". Если он лежал на правом боку, опухала правая половина. Если стоял, то ноги делались, как брёвна. Опускал руки - отекали и они. Язык - тоже разбухший, с синеватой верхушкой. Что ещё? Обильное слюнотечение и диарея ужасная - текла какая-то вода без крови и без запаха...
Перебрали все средства. Ничего не помогало! Вот тогда и созвали в лагере всеобщую медицинскую конференцию. На ней, кроме официальных медиков, работавших в системе НКВД, присутствовали и врачи-заключённые. Выступлений было много. Одни считали, что здесь имеет место бери-бери, другие предполагали безбелковые отёки, третьи опровергали и первых, и вторых. Наконец начальство, сидевшее в президиуме, решило подводить итоги. Резолюция обычная: со здравицей "дорогому товарищу Сталину" и обещанием выполнить все его указания.
И тогда я попросил слово. Соблюдая правила ораторского искусства, я сперва как следует помучил аудиторию (клянусь, она того стоила). Задавал вопросы и сам же отвечал на них. Я объяснил, почему здесь не могут быть ни бери-бери, ни безбелковые отеки. Меня слушали, затаив дыхание.
- Что же происходит в организме человека, когда он длительное время не получает пищи? - спрашивал я.
Начальство открыло рот - оно не знало биофизики. И тогда я рассказал об аутопаразитизме: если ты долго не ешь, то сначала ты "съедаешь" свои жир, потом мышцы, а когда и их уже нет, то клетка начинает пожирать самое себя. Она съедает собственную оболочку-мембрану и умирает. Если клеточная мембрана получила "дырку", если она стала проницаемой, то из неё всё "выльется". Вот откуда отёки!
- Существует только одно средство, - сказал я.
- Какое? Говори! У нас всё есть!
- Только одно средство, - продолжал я томить начальство в мундирах. Я тянул. Я держал их в напряжении. Честное слово, я наслаждался ситуацией! Наконец я "сдался".
-
Нужны двадцать граммов сливочного масла на человека в день. И я всех вылечу за два месяца. Мои слова были, как бомба! "Мундиры" ничего не знали о липидах. Между тем они есть во всех живых клетках, без них невозможно существование биологических мембран. Это природные органические соединения - жиры и жироподобные вещества. А сливочное масло позволяет восстановить их баланс в организме. Кому это знать, как не мне, испытавшему всё на собственной шкуре!
После конференции моя жизнь в лагере резко переменилась. Меня перевели на центральный пункт главным врачом. Я стал фигурой: получил громадную больницу, собственный кабинет, медсестёр, а главное - по двадцать граммов масла на человека. И успех был моментальным! Как только больным стали давать масло, всё наладилось. Самым трудным оказалось вылечить диарею. Помогло знание коллоидной химии, спасибо профессору Паули.
Это было чудо! Чёрт побери, я их всех вылечил! Теперь давайте мне если не Нобелевскую, то Сталинскую премию! И освободите!..
Погубила меня моя же наука. Она приносила мне успех за успехом, и я решил, что я действительно личность, забыв, что я - заключенный.
Я не поприветствовал вертухая.
Это была гибель...