http://immuno.health-ua.com/article/94.html
Э.М. Ходош, В.С. Крутько, Харьковская медицинская академия последипломного образования, Городская клиническая больница № 13
Уроки антибиотической истории
Превращая, по немецкому выражению, нужду в добродетель, история развития антибиоза как теории сумела из эмпирических наблюдений и взглядов извлечь и отточить до совершенства свое биологическое и диалектическое преимущество.
Конечно, проще всего трактовать диалектику биологического развития как логику и теорию познания. Но при такой трактовке действительную проблему, касающуюся форм и методов мышления, отношения теории познания к логике ее противоречивого и последовательного развития, не решают, а просто обходят.
Еще проще смотреть на диалектику, логику и другие категории как на известную формулу последовательности, в которой кто сказал «А», должен сказать «Б». Но нет ничего ошибочнее этой формулы в науке, так как единых и абсолютных тактик, мнений, взглядов и т.п., которыми можно было бы теоретически что-либо предопределить, не существует. Наука не политика, а искусство не наука, но они, тем не менее, всегда должны оставлять свободу выбора между несколькими мнениями и возможностями, требуя независимого исследования, находчивости, гибкости и творчества.
Как теория антибиоза, так и реальная история науки складывались и складываются чрезвычайно сложно, и борьба конкурирующих взглядов оказывается не исключением, а правилом. Новая теория, новые пути в развитии – процесс разнонаправленный, неопределенный, неоднозначный, но неминуемый [1]. Поэтому вполне естественно, что судьба будущей химиотерапии не могла зависеть от одного направления. Как свидетельствуют литературные источники, менее заметным первоначально, но в дальнейшем более значительным оказался путь по изучению антибиоза, фундаментально заложенный в наблюдениях L. Pasteur и G. Gumbret (1878) [2].
Следует, однако, напомнить, что малосознательные попытки использования модели антибиоза в медицине насчитывают не один век.
В этом отношении особенно показательно сообщение двух русских ученых В. Манасеина и А. Полотебнова, которым в 1871-1872 гг. удалось излечить зараженные раны суспензией, содержащей споры плесени Penicillium glaucum. Они использовали плесень интуитивно, эмпирически, не будучи в состоянии объяснить явление излечения, поскольку в то время сведения относительно роли бактерий («contagium vitae», «миазм») в инфекционном процессе были крайне ограниченными, а само понятие «антибиоз» отсутствовало [3, 4].
Далеко не все и в этой системе было ново. Отдельные ее элементы можно найти во врачебной практике античного мира. Известно, например, что лекари многих народов излечивали раны при помощи порошка из плесени, луковых, чесночных листьев или томатного сока (в дальнейшем во многих растениях были открыты антибиотические вещества, получившие родовое название «фитонциды»). Эти данные производили впечатление, и в каждом новом поколении эмпириков казались вполне правдоподобными, так как их действие зачастую подтверждалось практикой.
Возможность угнетения одних видов микроорганизмов другими привлекла внимание и Антона де Бари (1878), известного немецкого ботаника, миколога и микробиолога. Он впервые ввел термины «симбиоз» и «антагонизм» в применении к микробам, но второму из них придавал более широкий, чем в настоящее время, смысл, включив в него и понятие «паразитизм» в современном значении этого слова. Явление вытеснения и подавления одного вида микробов другим де Бари назвал антибиозом и указал при этом на биологическое значение антагонизма в мире микроскопических существ, столь разнообразных по своему видовому составу.
Понятие «антибиоз», определявшее жизненную конкуренцию в микроскопическом мире, использовалось в 1889 г. Жаном Антуаном Виллемином, который был военным врачом в госпитале Валь де Грас. Он впервые назвал действующий агент антибиотом и провел опыты по передаче туберкулезной бациллы кроликам.
Верна ли эта версия, судить трудно, но в начале прошлого столетия микроба-антагониста Фрост назвал антибионтом [5].
Термин «антибиоз» очень понравился английскому ботанику Гарри Маршаллу Уорду, ученику Гексли и профессору Кембриджа. Несмотря на приложенные усилия, ему не удалось ввести это понятие в обиход научной речи. И лишь спустя полвека, в 1942 г., З.А. Ваксман подтвердил научную прочность терминов «антибиоз» и «антибиотик». Наконец эти определения «нашли себя». Многим они показались вполне оправданными: не следует забывать, что на дворе стоял 1942 год.
Л. Пастер, изучая мир микроорганизмов, сделал вывод, что борьба между различными видами микробов действительно существует. Это убеждение пустило еще более глубокие корни в мировоззрении ученого, когда вместе со своим учеником Жюлем Жубером он заметил, что сибиреязвенные бациллы развиваются только в стерильной моче, а в моче, зараженной «общими возбудителями» (бактериями холеры кур), расти не могут. Более того, Пастер и Жубер в 1877 г. в Парижской академии наук сообщили, что это явление имеет место и in vivo; сибиреязвенная «бактеридия», привитая чувствительному животному вместе с «общим микробом», уже не в состоянии вызвать инфекцию. Таким образом, авторы установили, что B. subtilis in vitro и in vivo оказывают угнетающее действие на бактерию сибирской язвы. Л. Пастер писал: «у низших существ в еще большей степени, чем это имеет место среди крупных видов животных и растительного мира, жизнь препятствует жизни (La vie empeche la vie)», добавляя, что эти факты антагонизма позволяют высказать наибольшие надежды с терапевтической точки зрения; иными словами, он предполагал возможность бактериотерапии. Наконец, обратив внимание в 1880 г. на то, что возбудитель сибирской язвы плохо развивается при его культивировании совместно с бактериями холеры кур, Пастер пытался даже иммунизировать животных против сибирской язвы путем применения своей холерной вакцины.
Отдавая должное Л. Пастеру и Ж. Жуберу, следует отметить, что эти великие ученые в результате проведенного исследования сумели предсказать явлению антибиоза блестящее будущее.
Через несколько лет после описываемых выше событий в берлинской лаборатории Рудольфа Вирхова Виктор Бабеш продолжил исследование этого явления. В 1885 г. он показал, что существуют многочисленные бактерии, которые могут секретировать вещества, способные ингибировать развитие других возбудителей. Бабеш писал, что «экспериментально изучил способ, при помощи которого бактерии одного известного вида производят химические вещества или изменяют окружающую среду, тем самым наносят ущерб бактериям другого вида. Если бы было начато изучение антагонизма между бактериями, мы пришли бы к выводу, что заболевание, вызываемое какой-то бактерией, нужно лечить при помощи другой бактерии. Подобное изучение взаимодействия между бактериями может привести к новым идеям в терапевтике» [6].
В то же время итальянский врач Кантони, исходя из идей о бактериальном антагонизме, лечил больных туберкулезом легких, вдувая им через нос в трахею и бронхи культуры Bacterium termo (по-видимому, это была смесь разных видов бактерий). В итоге Кантони восторженно сообщил, что туберкулезные бациллы исчезли из мокроты, а вместо них появлялись бациллы «термо». Естественно, данный метод не получил распространения, поскольку не был действительно эффективным.
Спустя два года после того, как Кантони провозгласил столь «оригинальный» и «эффективный» способ лечения легочного туберкулеза, швейцарец Карл Гарре, хирург из Баля, предложил искусный метод установления антагонизма между двумя видами бактерий. На желатиновых пластинках он чередовал посевы B. fluorescens и стафилококка на расстоянии 3-15 мм друг от друга. B. fluorescens росла быстрее и производила вещество, которое, распространяясь по пластинке, задерживало рост (развитие) стафилококка. Один из современников объяснял это явление следующим в определенной мере поэтическим образом: «Это совсем как у меня в саду: пышно разрастающееся растение губит другое, растущее более медленно».
Гарре запротестовал, и его заявления произвели впечатление. Ведь речь идет не об «устранении одного слабого микроорганизма другим, бурно развивающимся, который отнимает у него питательные вещества из среды», как это происходит с растениями в саду у «друга», а о «веществе, выделяемом первым микробом и ингибирующем развитие другого».
Заслугой Гарре явилось то, что он направил явление антибиоза на путь правильной интерпретации, защитив его сущность от ложных определений. В своей статье, опубликованной в 1887 г., он предложил исследователям простой метод выявления антагонизма между двумя или несколькими видами бактерий (прием чередующихся посевов и чтения результатов путем очищения среды). Изобретение К. Гарре оказало большую помощь позднейшим исследователям и прежде всего А. Флемингу, открывшему действие Penicillium notatum. Руководствуясь тем же принципом, доктор Н. Хитли (входивший в состав знаменитой Оксфордской группы, синтезировавшей пенициллин), изобрел метод титрования антибиотиков при помощи антибиотикограммы, без которого в настоящее время невозможно себе представить эффективное лечение антимикробными препаратами.
Нельзя обойти молчанием и вклад Фроста, предложившего в 1904 г. в Journal of Infectious Diseases 7 способов установления бактериального антагонизма как в твердых, так и в жидких средах. Эта работа была известна Флемингу, использовавшему ее в своих исследованиях, посвященных пенициллину [7].
Как уже было сказано выше, основополагающая идея использования бактерий в антибиотической деятельности принадлежит Л. Пастеру. Что касается грибков, то ими впервые стал заниматься почти одновременно с Пастером Тиндаль. Несколько позже Гасперини указал на значение использования для этих же целей актиномицетов. Таким образом, результаты исследовательских работ по изучению микробов-антагонистов показали, что существуют три большие группы микроорганизмов: бактерии, плесневые грибы и актиномицеты, образующие антибиотические вещества.
Среди бактерий на первое место следует поставить Pseudomonas aeruginosa, ранее называвшуюся Bacterium pyocyaneus.
Бухард (1889), а также Эммерих и Лоу (1899) отмечали, что некоторые бактерии, принадлежащие к группе B. pyocyaneus, обладают способностью задерживать рост других бактерий и убивать их с помощью вещества, названного пиацианазой (первый антибиотик, выделенный из фильтрата бульонной культуры синегнойной палочки). Но на пиацианазу смотрели как на необычное вещество, а не как на характерный продукт, вырабатываемый многими микробами. Тем не менее она успешно применялась в лечении некоторых местных инфекционных процессов (например, при дифтерии – растворение пленок и бактерий, при абсцессах и флегмонах, стоматите и т.д.). Однако продукты жизнедеятельности этого микроорганизма оказались настолько ядовитыми, что в настоящее время пиацианазу в практической медицине не применяют. Более того, полагали, что это вещество является энзимом, обладающим способностью осуществлять лизис определенных бактериальных клеток. Потребовалось бы слишком много времени и места, чтобы сделать краткий обзор обширной литературы о соединениях, выделенных из культуральной среды и клеток P. аeruginosa. Достаточно сказать, что, несмотря на исследования, которые ведутся более века, этот микроорганизм и его характерная способность задерживать рост различных бактерий продолжают привлекать внимание ученых. Многократно поднимавшийся вопрос о практическом применении некоторых препаратов из этой группы до сих пор не разрешен [1].
«Жаловаться на плохую карьеру» не было основания и у спорообразующих бактерий, так как о выделении ими антибиотиков имелись убедительные данные исследований. Однако основным стимулом для развития этой проблемы послужила работа Дюбо (1939). Он выделил комплексное вещество тиротроцин, из которого в последующем были получены два кристаллических соединения – грамицидин и тироцидин. Вскоре после этого появилось много препаратов, которые выпускались под названием грамицидин-С, субтилин, бацитрацин и др.
Изучение антибактериальных свойств грибков, начатое Тиндалем, продолженное Дюшенсом и Водремаром, а также другими исследователями, привело к выделению А. Флемингом в 1929 г. пенициллина. Полученные в 1940 г. Э. Чейни, Г. Флори и др. результаты испытаний в этой области послужили стимулом к синтезированию целого потока научных работ. Над изучением актиномицетов работал еще Гасперини, а более глубоко их исследовали Гратья и Вельш в Бельгии, Н.А. Красильников и др. в СССР.
Параллельно с поисками бактерий-антагонистов ряд ученых (начиная с Гасперини в 1890 г.) изучали антагонизм между бактериями и актиномицетами.
Дальнейшие исследования в этой области относятся к 1940 г. и связаны с работами З.А. Ваксмана и др. в отделе микробиологии Сельскохозяйственной экспериментальной станции Рутжерского университета в Нью-Брансуике (штат Нью-Джерси, США).
Изучению антагонизма микробов с целью использования полученных данных для борьбы с инфекциями уделил немало внимания в своих чрезвычайно разнообразных многолетних трудах и «патриарх русской бактериологии» академик Н.Ф. Гамалея.
С.Н. Виноградский, один из создателей учения о микроорганизмах почвы, в своих классических трудах также уделял много внимания изучению антагонизма почвенных микробов, среди которых факты угнетения одних видов другими проявляются особенно часто и очень резко. Почва, в особенности черноземная и огородная – арена грандиозной деятельности микроорганизмов. По выражению В.Р. Вильямса, почва живет и потому является не субстратом, а биохимическим телом.
Воздавая должное почве как неиссякаемому источнику антибиотиков, следует напомнить, что в одном ее грамме содержатся миллионы бактерий, плесеней и других микроорганизмов. Все они взаимодействуют между собой. Каждый из этих микроорганизмов выделяет определенные вещества, которые либо стимулируют, либо подавляют его соседей.
В настоящее время вопрос относительно обезвреживающей роли почвы с ее значительным содержанием патогенных микроорганизмов не поднимается, поскольку в подавляющем большинстве случаев огромное количество патогенных бактерий быстро (в течение 10 дней) погибает в почве. Обнаружено также, что различные патогенные микроорганизмы, вызывающие опасные болезни у людей и животных (проказу, пневмонию, бубонную чуму, инфлюэнцу, маститы и инфекционные аборты), а также многие вирусные заболевания, возбудители которых часто попадают в почву, как правило, рано или поздно исчезают из нее. Следовательно, почва не является причиной эпидемий. Необходимо, конечно, исключить некоторые спорообразующие бактерии, которые вызывают такие болезни, как столбняк, газовую гангрену, сибирскую язву, а также микробы, способные образовывать токсические вещества при проникновении в пищевые продукты (ботулиновая палочка). Ввиду того что указанные микроорганизмы легко поддаются контролю, их эпидемиологическая роль является незначительной.
Логически возникает вопрос: какова судьба бактерий, выделяемых больными? По этому вопросу З.А. Ваксман в 1940 г. высказался следующим образом: «Если учесть период, в течение которого животные и растения существуют на нашей планете, и огромные количества патогенных микробов, которые, как следствие, должны были попасть в почву, приходится удивляться, что в последней находится так мало микробов, способных вызывать инфекционные заболевания у человека и животных. Поэтому едва ли можно считать почву источником эпидемий» [8].
Было предложено несколько теорий, объясняющих быстрое исчезновение из почвы патогенных бактерий и других микроорганизмов, в частности о двояком действии почвы на бактерии:
а) физическая адсорбция – пористая песчаная почва обладает меньшей способностью удалять бактерии из сточных или загрязненных вод, чем плотная унавоженная;
б) биологическое разрушение – количество микробов-антагонистов в почве различно в зависимости от характера местности.
В ходе последующих исследований по выживаемости в почве патогенных микроорганизмов было установлено, что в некоторых местах почва является «холероиммунной» или «холероразрушающей». Особое внимание уделялось также и кишечным микроорганизмам – E. typhosa и E. coli. Оказалось, что брюшнотифозная палочка может жить в «нестерильной» почве лишь короткое время. В «стерильной» почве эти бактерии способны не только жить, но и размножаться. Будучи привнесены в хорошо увлажненную и окультуренную почву, бактерии быстро разрушаются. Подобные результаты были получены при добавлении брюшнотифозных бактерий к культуре почвенного микроорганизма в питательной среде. Это привело к логическому выводу: брюшнотифозная палочка разрушается в почве потому, что в ней образуются продукты разложения. Предполагалось, что микробы, обладающие антагонистическим действием в отношении патогенных бактерий, в одних почвах встречаются, в других – нет [8, 9].
Следует отметить, что еще в начале прошлого века Фрост, изучая действие микробов-антагонистов на этот патоген, исчерпывающе доказал, что при внесении в почву брюшнотифозных бактерий последние быстро разрушаются. Около 98% микробных клеток погибло спустя сутки, а в течение последующих нескольких суток микроорганизмы полностью исчезли. При неблагоприятных условиях развития микробов-антагонистов брюшнотифозные бактерии жили в течение не только многих дней, но и месяцев.
Результаты своих наблюдений над антагонистическим действием микробов Фрост выразил в следующих словах: «Бактерии встречаются в природе неизменно в смешанных сочетаниях. Их ассоциация может не отражаться на различных видах или же действует на них в большей или меньшей степени. Они могут оказывать взаимную или одностороннюю поддержку и быть в симбиотическом сочетании. В то же время они могут оказывать взаимное или одностороннее губительное действие, то есть проявлять антагонизм. Этот антагонизм приводит не только к прекращению роста патогенных микроорганизмов, но и к их уничтожению. Действие сапрофитов на патогенные бактерии проявляется не в результате нарушения питания, действия протеолитических ферментов или изменения реакции среды, а благодаря образованию специфических термостабильных по природе агентов, называемых антагонистическими веществами» [5]. Не особенно колеблясь в области конкретных выводов, Фрост предполагает, что время, в течение которого тифозная бацилла подавляется микробом-антагонистом, зависит от условий предварительного культивирования антагониста, названного им антибионтом.
В тот научно-исследовательский период изучения данной проблемы в центре обсуждения стоял вопрос и о возможности существования антагонистических веществ в почве. В этой связи Фрост считал, что оснований придерживаться данной гипотезы нет, так как первоначально микробы-антагонисты в определенных условиях продуцируют антагонистические вещества, а затем разрушают патогенные микробы.
Таким образом, было установлено, что выживание E. typhosa в навозе и земле зависит от степени активности сапрофитов. Многие из последних действуют на патогенные бактерии как антагонисты, при помощи выделяемого специфического вещества. Подобные явления наблюдались в отношении E. coli, которая быстро вытесняется в навозных кучах другими микробами. Опыт внесения в землю 9 млн E. coli и 13 млн Aerobacter aerogenes показал, что через 106 дней первых осталось 6000, а вторых – 25 000; через 248 дней оба вида совершенно исчезли из земли. Последующие наблюдения показали, что наличие кишечных бактерий в почве зависит только от степени ее загрязнения. Земля, сравнительно свободная от фекалий, не содержит вообще или содержит небольшое количество кишечной палочки.
Микроб Brucella melitensis, обусловливающий мальтийскую лихорадку, родствен микробу, вызывающему бруцеллез и инфекционный аборт у животных. В стерильной водопроводной воде он жил в течение 42 дней, в нестерильной – только 7. В высушенной стерильной земле он выживал в течение 69 дней, в нестерильной – только 20.
Холерные, дифтерийные, а также другие патогенные бактерии быстро исчезают из почвы. То же относится и к туберкулезной палочке. Таким образом, было убедительно доказано огромное значение почвенных микроорганизмов для уничтожения патогенных бактерий.
Все это оказалось аксиомой, и едва ли нужно оговаривать, что явления антагонизма распространены в природе исключительно широко как средства борьбы одних видов живых организмов с другими. Эти явления в мире микробов представляют для нас особый интерес, поскольку дают новое оружие в борьбе с различными заболеваниями – антибактериальные препараты.
Данное научное направление оказалось в высшей степени показательным, так как по мере изучения и синтезирования антибактериальных препаратов различных классов стало ясно, что их структурная аналогия с микробной клеткой позволяет «обманывать» последнюю и внедряться в клеточный обмен вместо нормальных элементов. Тогда антибиотик становится антиметаболитом и вызывает нарушение жизненных процессов микроорганизмов по принципу конкурентного антибиоза.
Эта точка зрения не встречала особого возражения, поскольку живым символом бактериального антагонизма (антибиоза) стало открытие новых антибиотиков. Этот процесс обусловливается тем, что одни виды микроорганизмов (бактерии, грибы, актиномицеты, плесени) способны подавлять или приостанавливать рост других. Если главным критерием антагонизма рассматривать причину, которая способствовала проявлению антагонистических свойств, то его формы можно классифицировать как пассивные и активные.
К пассивному антагонизму относятся взаимоотношения микроорганизмов, которые возникают при совместном развитии разных видов, что требует одних и тех же питательных веществ. Это так называемый насильственный антагонизм. При первом варианте событий превосходство в развитии получают те бактерии, скорость роста которых выше в сравнении с другими. Например, при одновременном культивировании бактерий и актиномицетов на питательной среде с субстратом, одинаково им необходимым, первые, как организмы с более высоким темпом роста, скорее потребляют субстрат и не дают развиваться актиномицетам. Такое явление наблюдается при выращивании Escherichia coli и Pseudomonas fluorescens.
О явлении насильственного антагонизма сообщил ассистент И.И. Мечникова И. Шиллер в 1914 г., отметив, что при совместной инокуляции бульона ацидофильной палочкой и стрептококками последние гибнут через 18 ч культивирования. Дальнейшее изучение показало, что ацидофильная палочка выделяет бактерицидные вещества. Путем использования метода насильственного антагонизма Streptomyces aureofaciens и дрожжей (штамм «Шампанские») было получено новое антибиотическое вещество – бализ.
В группу активного антагонизма включаются взаимоотношения между бактериями, которые возникают при образовании микробами органических кислот, спиртов и других продуктов обмена, что происходит вследствие использования или отдельных компонентов субстрата, или синтеза и выделения в окружающее пространство антибиотических веществ. У многих микроорганизмов эта способность в процессе эволюции сопровождалась параллельной адаптацией к их относительно высоким концентрациям. Таким образом, разные по свойствам и химическому строению вещества служат оружием в борьбе за существование, подавляя рост конкурентных бактерий.
Антибиотические вещества выделяются в окружающую среду в виде нестойких соединений или накапливаются в клетке и высвобождаются из нее только в процессе экстракции или разрушения. Считается, что антибиотики – конечные продукты некоторых путей метаболизма бактерий [10].
Итак, биологический смысл микробного антагонизма вполне ясен, проявления его необычайно разнообразны, хотя и могут быть систематизированы по характеру их действия. Основные типы явлений антагонизма, известные в настоящее время, следующие:
1) в зависимости от влияния антагонистического действия на бактерии:
• бактерицидный, т.е. убивающий, полностью прекращающий все жизненные функции бактерий;
• бактериостатический, т.е. угнетающий размножение или другие функции бактерий;
2) в зависимости от механизма действия:
• прямой антагонизм, проявляющийся в выделении продуктов жизнедеятельности, вредных для других видов бактерий;
• косвенный – когда микроб-антагонист не действует непосредственно на живые клетки других видов, а лишь изменяет условия их жизни в окружающей среде в неблагоприятную сторону (например, изменение реакции питательной среды выделением кислоты или щелочи, обеднение ее питательными свойствами и пр.);
3) в зависимости от направления антагонистического воздействия:
• внутривидовой и межвидовой;
• односторонний и двусторонний.
Причины антагонистического действия или самого механизма этого биологического явления весьма разнообразны. Еще Пастер утверждал, что прекращение размножения и гибель бактериальных клеток в старых культурах, как и угнетение одного вида бактерий другими в смешанных культурах или в животном организме, обусловливаются истощением питательных свойств среды, использованной ранее поселившимся или более активным в своих жизненных проявлениях микробом. Эта «теория истощения питательной среды» – наиболее простая и самая ранняя из попыток объяснения феномена антагонизма бактерий.
В настоящее время большинство исследователей объясняют проявление антагонистических воздействий преимущественно особыми продуктами обмена, выделяемыми бактериями-антагонистами.
Все это несомненно, но наука не начинается с фактов. Она начинается с выявления проблемы и веры в возможность ее решения. Антимикробная терапия начиналась не с собирания данных об антибиозе в природе, а с веры в то, что знание этих антибиотических отношений необходимо для борьбы против инфекционных болезней [1]. Подтверждением этому является мысль, высказанная в 1897 г. Дюшеном: «Из некоторых наших опытов, к сожалению малочисленных и нуждающихся в повторной проверке, явствует, что некоторые плесени (Penicillium glaucum), привитые животному одновременно с вирулентными культурами некоторых патогенных микробов, способны в весьма примечательных пропорциях смягчать вирулентность этих бактериальных культур. Есть надежда, что, продолжая исследование конкуренции между плесенями и микробами, можно будет прийти к открытию других факторов, непосредственно полезных и применимых в профилактической гигиене и терапии».
Естественно, антибиотические уроки на этом закончиться не могут. Недостаточно признать науку – ее необходимо воспитывать в себе. Мы идем вперед и с неподдельной идеологической страстью заявляем, что в вышеприведенном анализе взглядов отражено направление исследований в отношении будущей селекции антибактериальных препаратов, основанных на пути прогресса мирового естествознания и медицинской науки.
Литература
1. Ходош Э.М. Очерки по клинической антибиотикотерапии: история, происхождение, природа и действие. – Харьков: Майдан. 2003. – 304 с.
2. Pasteur L., Joubert J.F., Chamberland Ch. Ed. La theorie des germes et ses appli cations a la medecine et a la chirurgie, C.R. Acad. Med. De France, 29. IV. 1878.
3. Манасеин В. Об отношении бактерий к зеленому кистевику // Воен.-мед. журнал. – 1871. – Т. 49.
4. Полотебнов А. Патологическое значение плесени // Мед. вестник. – Т. 12. – С. 459.
5. Фрост В. (Frost W.D.). Антагонистическое действие некоторых сапрофитных бактерий на тифозную палочку. J Infect Dis – 1: 599-640.
6. Кажал Н., Ифтимович Р. Из истории борьбы против микробов и вирусов. – Бухарест: Научное издательство, 1968. – 420 с.
7. Fleming A. Пенициллин. Brit M J 1941; 4210: 386.
8. Ваксман З.А. Антагонизм микробов и антибиотические вещества / Пер. с англ. – М.: Изд-во АН СССР, 1946. – 109 с.
9. Ваксман З.А. Антибиотики, их природа, получение и применение / Пер. с англ.– М.: Изд-во АН СССР, 1
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
